Премия Рунета-2020
Россия
Москва
+5°
Boom metrics
Общество21 сентября 2022 22:00

Миллионер из трущоб. Девять дней, как с нами нет Владимира Сунгоркина

Как главный редактор "Комсомолки" сделал ослепительную карьеру
Владимир Сунгоркин

Владимир Сунгоркин

Фото: Артем КИЛЬКИН

14 сентября ушел из жизни Владимир Сунгоркин.

Он был нашим рулевым. Вожаком. Команданте.

Далеко не каждому начальнику даровано получить у гроба сотни коллег в слезах. Но Владимир Сунгоркин эту славу заслужил. 16 сентября на Троекуровское кладбище проститься с ним стеклись сотни людей.

Владимир Сунгоркин был глыбой. Титаном опыта. Искрометным пассионарием, сшивавшим почти сотню редакций «КП» по всему миру (модель РФ в миниатюре, как мы шутили). Он ценил автора, его взгляд и слог. Читателя ценил еще сильнее. Избегал профессионального паскудства: не считал аудиторию быдлом, в отличие от большинства оппонентов. Никогда не стеснялся называть себя обывателем, а газету затачивать именно на обслуживание обывателя — где каждый автор пишет не для себя любимого, а для народа. Иногда, казалось, доходило до абсурда, когда даже на слово «лайк» надо делать сноску, но ведь это и есть высшая степенью уважения к читателю — даже одному единственному, который вдруг мог не знать англицизма.

Владимир Николаевич к лоску не стремился — от него и так разило харизмой и обаянием. На этом многое и держалось, ведь профессионализм и результат это еще далеко не стопроцентные признаки успеха. Отключив режим энергосбережения, он вечно стремился вперед, летел, бежал. Встречался, переговаривал, принимал, жал руки, смеялся, подписывал, а по ночам выходил в интернет, чтобы подкидывать темы в редакционном чате. Даже машину купил такую, чтобы не терять времени — с рабочим столом внутри.

Казалось, что при такой моторике и износе долго не живут. Но нет, как и сосед по Троекуровскому — тоже бодрый и боевой Эдуард Лимонов, завещавший жить в России долго — Сунгоркин железно пер напролом сквозь русские буераки и холод, как агитпоезд, в котором он работал в 70-е. И к 70 годам поезд доставил в нужную точку.

Сунгоркин сделал ослепительную карьеру, ни на йоту не будучи карьеристом. Просто любил профессию. До последнего дня фанател от бумажной версии «КП». Мусолил газету в руках, всматривался, вычитывал полосы лично, менял подписи и иллюстрации, оставлял ремарки.

Казалось бы, ну зачем? Неблагодарный же труд: прочитали и выкинул, завтра выйдет новый номер. Тогда ради чего. Если есть для этого команда крепких профессионалов, если ждет дома молодая красивая жена с детьми, если заработано столько, что можно пролежать на сказочном Бали еще лет 100, ни о чем не думая. Нет, он был одержим любовью к русской территории — почве, земле и природе (человека, в том числе), литературе. Чем глубже можно было забуриться, тем больше счастья испытывал. Хтонический мазохизм? Мегаломания? Нет, скорее это сродни адреналиновой наркомании. Иначе объяснить невозможно. При всем уважении сегодня про Арсеньева, географа и востоковеда из Владивостока, не помнит ну, положа руку на сердце, почти никто. Можно устроить уличный опрос. Хорошо, если Владимира Клавдиевича не спутают с актером Александром Арсентьевым. Так вот долларовый миллионер Владимир Сунгоркин бродил по лесам и деревням и готовил книгу (!) об Арсеньеве, забравшись в максимальные дебри для сбора информации. То есть погиб на рабочем месте. Там, куда врачи не успели бы добраться. И загнал себя туда сам. Зачем? Ответ сейчас прозвучит дико: ради просвещения. Простите за пафос.

Да, пафос и самомнение он презирал. И боролся с показухой, инерцией, ленью, головотяпством, дурью на местах, всеобщей энтропией, а еще бу-бу-бу (любимое выражение) в текстах, трафаретами и циркулярами, косностью мышления и прочей замшелостью, описанной еще Гоголем и Салтыковым-Щедриным. Сам при этом самодурством не страдал. Его уважали за реальный авторитет в коллективе, но не властность или диктаторство. А еще за то, что впрягался за своих (и не только) чисто по-пацански. Не понятийно. И щедро давал слово чужим — точнее, всем: Шевченко, Сванидзе, Ольшанский, Кашин, Собчак, кого только не публиковали в «КП» и не звали на радио. Никаких запретов и черных списков для Сунгоркина не существовало. Расстреливать либералов и клеймить «пятую колонну» никогда не призывал: пусть приходят, будем дискутировать.

Каждый, кто пришел попрощаться на Троекуровское, чувствовал неоплаченный долг. И шел отблагодарить. Ибо знал: СВН уважал плюрализм и почерк. Общался прямо и напрямую. Радел за текст, не допуская фамильярности или барства. Сам ковырялся в буквах, обожал лепить этот пластилин вместе с автором, одним росчерком или репликой мог искусно украсить текст, отсечь лишнее, сбить спесь или умертвить ненужную патетику. Потому что знал и чувствовал, что такое стиль и вкус. Искусство редактора — безупречное чувство меры. И он обладал им инстинктивно, как безусловным рефлексом. При этом не был эстетом c бокальчиком вина, нет. Он ощущал правду и СУТЬ ВЕЩЕЙ фибрами, сермяжно: умом и сердцем трудяги, что сканирует людей насквозь еще за километр, а не натренированным интеллектом энциклопедиста-эрудита из игры «Что? Где? Когда?».

Такт был беспроигрышно наработан миллионами «человекочасов», что СВН накатал по всей территории нашей необъятной страны (и даже в Африке!). Умению принимать жесткие решения это, к слову, не мешало.

Только западная пресса, погруженная в российскую повестку на уровне фильма «Красная жара», может называть Сунгоркина «пропагандистом Путина». Смех. Ведь он вырос в аварийном бараке, но не возненавидел страну, как мог бы. Не стал писать книги про жуткое детство, сырую картошку на завтрак и травмированную психику. Хотя прав на претензии у него было на порядок больше, чем у Юрия Дудя и Максима Галкина (признаны иноагентами в РФ). Сунгоркин пошел другим путем. Вместо нытья он начал грызть эту пресловутую землю. И, вырвавшись из трущоб, стал долларовым миллионером (см. интервью RT в докцикле «Мужики») — без ваучерной приватизации, устранения конкурентов, залоговых аукционов или иностранных грантов. Только благодаря упрямству и пробивному трудолюбию. Нечеловеческой работоспособности. И советской, комсомольской дисциплине.

Это и была его органика.

К этому он готовил всех задолго до расцвета эпохи социал-дарвинизма. Этим и попрекал, употребляя слово «синекура» на планерках. Конечно, выбивал и премии с гербовыми бумажками, такими ценными для пишущих. Все эти «золотые перья» и прочие профессиональные бирюльки — стопроцентно его заслуга, да простят коллеги (если трезво оценивают реальность, конечно). И все же СВН приучал к тому, что халявить и халтурить, жалеть себя и работать за коврижки — стремно, скучно и пошло. «Я знаю, что люди устают, выгорают, я слышал про такое, — иронизировал, но лишь отчасти, он. — Некоторые в петлю залезают, спиваются. Я не знаю, почему я так устроен, но у меня не существует понятия «депрессия». Не знаю, почему такое. Может, толстокожий».

Однако даже у скорого поезда должны быть остановки. И он соскочил с подножки на пике, махнув рукой: «Дальше сами».

Последнее фото — прощальное. Светлый костюм, жилетка, шляпа хабаровского рейнджера. Словно приготовился, одевшись в чистое и опрятное. Комсомольский привет правой — и на белоснежном крузаке упорхнул прямиком в вечность.

Нам будет не хватать его мягких волшебных пинков для тонуса.

Нам будет не хватать его трогательных комплиментов, от которых сердце почему-то таяло. Нам будет не хватать его слегка лукавого, восточного и проницательного прищура. Нам будет не хватать его виртуозного стеба: так изящно троллить, наказывая за самолюбование, мог только он.

Нам будет не хватать его непредсказуемого многослойного фальцета — когда не знаешь, сарказм это или повод доставать валидол.

Нам будет не хватать его редких, порой едких, но смертельно точных реплик.

Нам будет не хватать его.

Но того, что он успел дать, — хватит до конца жизни.

Прощайте, Владимир Николаевич!

И спасибо за все.