Юморист Николай Бандурин: «Во время СССР цензуры было меньше, чем сейчас»
В прямом эфире радио КП юморист Николай Бандурин и его директор Марина Бандурина рассказывают ведущим «Комсомолки» Елене Ханге и Николаю Никулину, что сейчас юмор стал более прямолинейным и потому менее художественным и интересным.
Ханга:
- Мы с Николаем Никулиным сегодня решили поговорить о юморе на ТВ. Сегодня мы пригласили человека, который ничего не боится. Этого человека вы знаете по передачам. Впервые он появился в «Аншлаге», потом он появился в «Кривом зеркале», сейчас у него передача на канале «Россия» «Смеяться разрешается». Одним словом, это заслуженный артист России Бандурин Николай Юрьевич. С Николаем пришла Марина Бандурина. Это директор Николая, человек, у которого тоже есть свое мнение, и она не боится его высказывать. Очень часто это мнение не совпадает с мнением Николая. Наши слушатели особенно хорошо знают Николая по частушкам. Вы так себя называете – сатирик-куплетист. И у меня сразу встречный вопрос. У нас вообще сатира есть в стране?
Бандурин:
- В стране ее полным полно. У артистов ее тоже достаточно. Ее очень мало на некоторых каналах нашего телевидения и на радио.
Ханга:
- На канале, на котором вы работаете, есть сатира?
Бандурин:
- Там очень много табу. У меня, например, был такой куплен: «Я на солнышке лежу, я на солнышко гляжу. А чего бы не лежать: олигарх - отец и мать!» Вырезали, сказали, что слово «олигарх» нельзя употреблять.
Ханга:
- А почему? Как они аргументируют?
Бандурин:
- Это вопрос не ко мне. Может быть, кто-то боится за свое рабочее место, может быть, это политика канала. Я не знаю, в чем там дело, но очень мало шуток, которые можно отпускать. Скажем, у меня такая частушка была: «По тайге гуляли дети и наткнулись на йети. Он хоть дик совсем и бос, но уже единорос».
Бандурина:
- Этот куплет вырезали везде.
Никулин:
- Согласитесь, очень странно, на «России 1» выходит «Поединок», где ведущий Владимир Соловьев себе позволяет все, что угодно, и шутки про «Единую Россию», и про олигархов.
Бандурин:
- Правильно. Есть люди, которым это разрешено делать, видимо, такие аккредитованные. А остальным не разрешается.
Бандурина:
- Дело в том, что сатира высмеивает. А когда высмеянный юмор, это страшнее. Поэтому они не разрешают.
Ханга:
- Вы говорите, что кому-то можно, а кому-то нельзя. Как человек себе зарабатывает право на сатиру?
Бандурин:
- Я думаю, что каждый по-разному себе это право зарабатывает. Во-первых, у нас не так много людей, кто имеет право на это. Скажем, на том же Российском канале практически мало кто так остро говорит.
Ханга:
- Кто, например?
Бандурин:
- Ну, Михаил Михайлович Жванецкий. И то он очень корректно это делает. Одно время это делал лихо Задорнов.
Бандурина:
- Пока его не сослали на Рен-ТВ.
Бандурин:
- Сейчас его и нет на Российском канале. Очень хорошо ребята шутят на ОРТ.
Ханга:
- В «Прожекторперисхилтон» они себе очень многое позволяют.
Бандурин:
- И в КВНе тоже ребята позволяют.
Ханга:
- А почему им можно?
Бандурина:
- Они на Первом канале.
Ханга:
- Ну и что?
Бандурин:
- Видимо, разная политика каналов.
Ханга:
- То есть вы хотите сказать, что политика канала определяется на каждом канале конкретно, а не где-то выше?
Бандурин:
- Наверное, да. Потому что все-таки это ВГТРК, Всероссийский государственный.
Ханга:
- А ОРТ?
Бандурин:
- Где там в аббревиатуре есть «государственный»?
Ханга:
- Мы же понимаем, что он государственный.
Бандурин:
- Мы-то понимаем, но в названии этого нет. В отличие от ВГТРК.
Никулин:
- А с другой стороны, на «России 1», по-моему, по четвергам вечером выходит передача «Профилактика», где в студии собираются молодые люди и обсуждают любые темы, вплоть до политических. И делают это с легкостью и непринужденностью.
Бандурин:
- Да обсуждать-то можно. Вы поймите, что обсуждать и высмеивать (не похихикать по поводу, а высмеять)…
Ханга:
- Приведите пример, в чем разница посмеяться и высмеять?
Бандурин:
- Смотрите. Можно коснуться темы, погладить ее. В принципе в юморе КВН, когда люди касаются темы, шутят по поводу темы, но когда тема берется, выворачивается, под разными углами исследуют проблему и накручивают на нее, как на шампур, очень много шуток по этому поводу с разных сторон, вот тогда получается уже более глубокая история.
Бандурина:
- В советские времена был такой конкурс политсатиры и публицистики. Там государство ставило нам задачу: нужно сделать номер…
Бандурин:
- Острой социальной направленности на тему дружбы народов, населяющих СССР. Я помню, это было у нас в правилах – участие во всесоюзном конкурсе. Кстати, тогда цензуры было меньше. Я помню, мы тогда сделали такой номер про теремок, где предсказали развал страны. Это был 89-й год. Получилась очень острая штука.
Ханга:
- И это показали по телевизору?
Бандурин:
- Она была в «Аншлаге».
Бандурина:
- И говорила эзоповским языком, не впрямую. Хотя был период, когда вы с Вашуковым говорили напрямую, называя фамилии тех или иных людей.
Бандурин:
- Был период в стране, когда была оголтелая гласность, когда можно было всё.
Ханга:
- Вы считаете, что сейчас цензура гораздо жестче?
Бандурина:
- Конечно. Мы настолько зло высмеивали и называли фамилии. Сейчас даже за некоторые вещи стыдно. Потому что через какое-то время понимаешь: может быть, мы и неправы были, потому что не во всем разбирались в политической ситуации. Но тогда нам казалось, что мы очень смелые.
Ханга:
- С вами кто-то разговаривает, говорит: вот об этом можно, а об этом нельзя?
Бандурин:
- Нет, сейчас не разговаривают, просто это вырезается и всё. Я помню, у меня была куплетная песенка, которая среднестатистически состоит из 8-9 куплетов. Выходило по 3.
Ханга:
- А вы можете пойти и сказать: есть авторское право, вы не имеете право из песни выбрасывать слова?
Бандурин:
- Воевать с телевидением бесполезно. У нас уже был прецедент, когда многими любимый артист Ефим Шифрин попер на телевидение по поводу пиратства, которое там происходит, что они записывают номер, потом сколько хотят раз его повторяют, номер быстро амортизируется и т.д. И что мы сейчас видим, где у нас сейчас Фима?
Ханга:
- Думаете, так с ним расправились?
Бандурин:
- Сказали: не хочешь – не приходи.
Никулин:
- Действительно инцидент был, когда в КВНе показали пародию на танец медведей, который облетел все интернет-пространство. И это вырезали. Но мы-то потом в социальных сетях могли это посмотреть. Но его действительно вырезали.
Бандурина:
- Или номер Галкина, который мы смотрим только в интернете.
Бандурин:
- Пародийный номер, где он достаточно лихо покритиковал, занялся такой очень откровенной сатирой. Его номер вырезали.
Ханга:
- То есть все-таки можем?
Бандурин:
- Можем быть вырезаны.
Бандурина:
- Мы можем. И зрелый сатирик это делает в своих сольных концертах. Когда приходят зрители на сольные концерты Николая Бандурина, они выходят из зала и не понимают, что делается. Они говорят: мы знаем совсем другого, это какой-то легкомысленный хохмач, который рассказывает анекдоты и поет частушки. И когда они выходят с его концерта, то говорят: боже, вы там читаете сатирические стихи. Это сейчас им нужно, они требуют, они пишут письма.
Бандурин:
- Люди этого хотят, но им этого не дают видеть.
Бандурина:
- У Николая есть сайт, и туда люди пишут письма, присылают частушки. А я вынуждена им отвечать, потому что Коля редко может, у него времени нет, а я вынуждена отвечать. К сожалению, это на телевидении не пойдет, это нельзя.
Никулин:
- Мы заговорили о зрелой сатире. Один из главных вопросов нашей передачи это старая школа и те, которые пришли на смену, «Прожекторперисхилтон» и Comedy Club. Этот юмор отличается?
Бандурин:
- Конечно, отличается. Современный молодежный юмор стал более веселым, более смешным и менее умным. В одном из интервью Роман Карцев говорит: «Что такое остроумие? Острота ума». Скажем, человек остроумный найдет в одной шутке юмор, а менее остроумный найдет нам чернуху, порнуху и все остальное. И это зависит именно от остроумности. Юмористы старой школы были вынуждены в силу обстоятельств вуалировать сатиру, придумывать художественные образы, находить интересные выкруты, повороты. А сейчас этого делать не нужно, поэтому он стал более прямолинейным и из-за этого менее художественным.
Ханга:
- Возвращаясь к сатире. Вы сейчас можете более завуалировано говорить о наболевшем? Или все равно вырежут?
Бандурин:
- Вырежут.
Бандурина:
- Прочитай стихи.
Бандурин:
- Жизнь наша – театр, если верить Шекспиру.
А в нем сомневаться никто не привык.
Но это в Европе, а здесь не до жиру,
И жизнь наша больше похожа на цирк.
Безжалостно давит тугая подпруга
И хлыст дрессировщика жалит и бьет.
Мы все, словно пони, бежали по кругу.
А нам говорили «идете вперед».
И вот свежий ветер, и вот перемены,
Неужто свободы настала пора,
И вырвемся мы за пределы арены,
Заржав лошадиное наше «ура».
Но вновь, словно пони, бежим мы по кругу,
И вновь только сено на ужин дают.
Но нам разрешили ворчать на подпругу
И вскрикивать «ой», когда щелкает кнут.
Другой шпрехшталмейстер ведет представленье,
Других музыкантов набрал дирижер.
Нам всем показалось, пришло обновленье.
Нет, просто в манеже сменили ковер.
Бежим мы в мороз, и в жару, и в ненастье,
Сквозь серые будни и хмурые дни,
Но все ж оставляем подковы на счастье,
Авось жеребятам сгодятся они.
Ханга:
- И откуда это вырезали?
Бандурин:
- Я это стихотворение пытался читать. Мы были приглашены на праймериз, и я там прочитал. Народ воспринял стихотворение очень тепло и горячо, стоя аплодировали. Тут же подбежали люди, сказали: знаете, потрясающие стихи, мы потом у вас перепишем, но читать их больше не надо.
Ханга:
- А что это за люди?
Бандурин:
- Это организаторы, те, кто был от «Единой России». То есть всячески пытаются помешать людям задуматься о том, что происходит на самом деле. Придумали красивые сказки. У нас сейчас посмотрите, что происходит. Как раньше, в застойные годы: намолотили, бросили в закрома родины столько-то… Сейчас, в общем, тоже. За исключением того, что тут пароход утонул, там самолет взорвался, тут перестрелка и т.д. Но в экономическом пространстве и поле у нас не говорят, что вот тут завод разорился, вот здесь. Наоборот, у нас инновации, у нас идет то-то. Какая инновация, какая модернизация? Модернизировать можно то, что существует. А у нас нечего модернизировать. У нас экономики как таковой, на мой взгляд, нет.
Никулин:
- Я помню, в одной из передач на НТВ, когда выходила «К барьеру», схлестнулись Жириновский и Хазанов. И тогда Жириновский сказал: «Вы, юмористы, что вы всё смеетесь? Надо страну с колен поднимать, а вы всё смеетесь». Может быть, такие, как Жириновский (условно говоря), сейчас пришли к власти? И они считают, что нельзя сейчас смеяться, надо быть более серьезными.
Бандурин:
- А что сделал сам Владимир Вольфович? Он же такой же шоумен. Юмористы как могут? Только своим трудом, своей профессией заострять внимание на каких-то проблемах, чтобы руководство, чиновники к этой проблеме разворачивались лицом. У меня был прецедент, когда мы в Свердловске (ныне Екатеринбурге) на одном танковом заводе спели два куплета: «Собранье в клубе заводском, сегодня юбилей завода. В честь юбилея их профком вручает премии народу. Директору мильон рублей, и заму долларов немножко, а для народа в юбилей сыграли громко на гармошке». Зал взорвался аплодисментами. Вечером после концерта на банкете, который устраивало руководство этого завода, профсоюзный начальник встал, за всех поднял бокал, произнес тост и сказал: а вот за этих я пить не буду. Я говорю: что, задело? Он встал и вышел. Он физически не смог находиться рядом. Мы же ничего не придумали, ведь люди проголосовали за это своими аплодисментами.
Бандурина:
- Недавно мы были в Питере, где был юбилей предприятию. Они все сидели в зале и ждали, что их наградят. Но период почетных грамот уже прошел. А им вручили грамоты, вымпелы и значки. И что? Они потом сидели злые. Это какой-то кошмар. Неужели непонятно, что народу тоже надо что-то кушать?
Никулин:
- Может быть, они обижаются? Можно юмором уязвить человека?
Бандурин:
- Конечно. Словом можно убить, словом можно спасти, словом можно полки за собой повести. Это не просто так, не для красного словца сказано. Действительно, словом можно очень здорово размазать.
Ханга:
- Те, кто не боится, что над ними смеются, вот это по-настоящему сильные люди.
Бандурин:
- У умных правителей всегда были шуты, которым было разрешено говорить правду. Через эту правду и через этих шутов правители узнавали мнение народа. Те веяния, которые в массах народных гуляли. Хотя им тоже многим доставалось, и зубы выбивали, языки отрезали и т.д. Но умные правители этого никогда не делали.
Ханга:
- Вы говорите, что на телевидении нельзя. Но ведь есть интернет-телевидение. Неужели там тоже уже цензура?
Бандурин:
- В интернете ее гораздо меньше. Но у нас интернет-пространство сейчас не такое большое. О каком телевидении можно говорить, если мы были недавно на Урале, и там есть деревни, где нет электричества. Какой интернет?
Никулин:
- «Гражданин поэт» в свое время бомбой прошелся.
Бандурин:
- Хотя ничего особенного с точки зрения сатиры там не было. Я очень хорошо отношусь и к Ефремову, и к Быкову. Но с точки зрения каких-то сатирических выкрутов – не самая лучшая история.
Ханга:
- Они первые заняли эту нишу, они первые придумали это как жанр. Во-вторых, они вышли на интернет.
Бандурин:
- У нас просто многие юмористы старой школы с Интернетом не очень дружат.
Ханга:
- Я раньше думала, что наши сатирики, юмористы просто не умеют, в отличие от американских. А теперь я понимаю, что мы абсолютно всё умеем, просто нам не дают это делать.
Никулин:
- Я как-то разговаривал со своими друзьями, которые очень любят смотреть телевизор. Они говорят: знаешь, уже о политике неинтересно. Даже если посмотреть рейтинги, как правило, люди смотрят какие-то другие вещи, другой направленности. Если говорить о современном юморе, его специфика изменилась? Сатира, посвященная политике, она стала менее интересной народу? Юмор, посвященный, например, нашему быту, он стал, как сейчас модно говорить, более лучшим?
Бандурин:
- Более лучшим? Хорошее слово. Я могу сказать, что о политике действительно уже надоело. Давайте вспомним лихие 90-е годы, как сейчас их называют, когда появился Миша Грушевский, стало очень много пародий на Горбачева. И появилось огромное количество артистов, которые имитировали голос того или иного политика. Но это не было сатирой. Потому что одно дело имитация, а другое дело – пародия. Это две большие разницы, как говорят в Одессе. Когда появился Галкин, я считаю, что он именно пародировал, потому что он пародировал склад ума, манеру общения, явление, а не просто голосовые или речевые характеристики. Максим копал глубже, слава богу, он очень умный парень. Но даже он. Посмотрите, что сейчас происходит? Последние 2-3 года кого он делает из политиков? Практически он с этой темы сошел. Она действительно надоела. Потому что в политике ничего не меняется, ничего не происходит.
Ханга:
- С Брежневым тоже ничего не менялось, а мы до сих пор рассказываем эти анекдоты.
Бандурин:
- В эпоху Брежнева был ряд тем, которые были разрешены к сатире. Это были несуны, алиментщики, хамы. Но там просто юмор больше о человеческих отношениях. У нас в отношениях между супругами, между друзьями, в отношениях человека к чувству патриотизма и Родине – очень много о чем можно пошутить. Это тоже всё есть сатира на самом деле.
Ханга:
- То есть вы хотите сказать, что сейчас это неинтересно?
Бандурин:
- Уже всё приелось, потому что ничего не меняется.
Ханга:
- У нас президенты поменялись.
Бандурин:
- Друг с другом. Они временно поменялись. Как раз по этому поводу было огромное количество шуток и в КВН, и у профессиональных юмористов.
Ханга:
- В КВНе тоже шутки отбираются.
Бандурин:
- Я знаю, что отбираются. Просто там чуть-чуть больше диапазон разрешаемых тем. И слава богу, что он есть. Ведь молодежный юмор, прекрасно, что он существует. Но у нас сейчас юмором профессионально никто не занимается. Я как член жюри одного из фестивалей 8 лет наблюдаю эту картину. И наблюдаю те тенденции, которые происходят. В юмор никто не идет. У нас дверей для человека, занимающегося юмором, в которые он может войти дальше, не осталось. Сейчас только КВН – это одна дверка небольшая, и Comedy Баттл, где юмор определенного формата.
Ханга:
- Ну да, ниже пояса.
Бандурин:
- Не то чтобы ниже пояса, но это короткая рафинированная шутка или просто набор шуток, ничем между собой не связанных.
Бандурина:
- Часто взятых из Интернета.
Бандурин:
- Профессиональные юмористы так не шутят. Профессиональный юморист все-таки берет тему. Я сейчас преподаю в институте культуры, у меня свой курс. И я своим студентам говорю: человек профессиональный гражданин в первую очередь. Почему? Он выходит не рассмешить, он выходит поделиться проблемой, он выходит негодовать, возмущаться, протестовать, а не смешить. Просто он негодует, используя для этого юмор как некие доспехи, чтобы легче донести свою мысль. А у молодежи появилась совершенно другая сверхзадача – они вышли насмешить. Павел Воля говорит: или ты насмешишь, или пошел вон. Насмеши или умри, как он говорил в Comedy Баттл вначале. Что значит насмеши? Ты проблему задай, ты попытайся эту проблему обсудить, вытащить оттуда явление, вскрыть это явление и со всех сторон его рассмотреть.
Но, к сожалению, молодежный мир сейчас несколько иной. Сейчас юмор для корпоративов, когда люди собираются отдохнуть, им не надо думать, они хотят тупо поржать. В наше время такого выражение «тупо поржать» не было, это было издевательством. То есть когда хотели унизить человека, говорили: ты хочешь тупо поржать. И это считалось оскорблением. А сейчас тупо поржать – это основной спрос.
Ханга:
- Я сейчас вспоминаю Райкина. Ведь какое сложное время было, тем не менее, он так изящно обходил все острые углы. И мы до сих пор с огромным удовольствием смотрим его вещи. Они, на мой взгляд, еще актуальные.
Бандурин:
- Да. Он о вечном говорил.
Никулин:
- А сегодня сиюминутные шутки?
Бандурин:
- Конечно. И потом он говорил о проблеме, о явлении, а не о частном случае. Затонул теплоход – это частный случай, а вот то, что он у нас плохо готовят капитанов, это явление.
Никулин:
- Говоря о молодежном юморе, можно вспомнить сейчас самую популярную передачу, которая в интернете засветилась, «+100500». Там главные герои используют очень много мата. Вот мат в юморе допустим, и насколько изящно можно им пользоваться?
Бандурин:
- Я не ханжа, и крепкое русское слово «люблю», оно тоже может быть изящным, но не публичным. Собираясь в каких-то своих компаниях, в узком кругу людей, правильно понимающих то, что за этим стоит, за сказанным словом, я могу эту ненормативную лексику использовать. И есть у меня какие-то нецензурные частушки и т.д. Потому что наш мат это тема для отдельного разговора. Я считаю, что это одно из наших культурных достояний.
Ханга:
- Говоря о запретных темах. Вот мат – первая тема. Вторая тема. У нас же никто никогда не шутит на темы разных конфессий. В Америке очень часто смеются над евреями, мусульманами и т.д.
Бандурин:
- У них не было погромов в Америке.
Ханга:
- Там тоже большие проблемы. Нельзя сказать, что там нет таких проблем.
Бандурин:
- Но погромов там не было.
Никулин:
- Одни девочки уже попытались посмеяться в храме Христа Спасителя. Вот чем это обернулось.
Ханга:
- Да. До сих пор смеются. Какие еще темы у нас под запретом?
Бандурин:
- Они под запретом где? На государственном уровне. Анекдотов про это много, межконфессиональные шутки какие-то есть. Но поскольку это как пороховая бочка… На самом деле у нас сейчас ситуация в стране, когда все начали отделяться, когда самостийность, незалежность стала национальной идеей очень у многих, сейчас это действительно очень опасная штука, можно нарваться на неправильное понимание. Поэтому сначала нужно укрепить узы, чтобы не было хотя бы конфликтов на межнациональной почве, а потом уже по этому поводу можно шутить аккуратно, чтобы не задеть самосознание, гордость национальную и т.д.
Никулин:
- Есть же анекдоты про Вовочку. И многие говорили: кто же этот Вовочка?
Бандурин:
- Теперь они все стали политическими.
Никулин:
- Я смотрю американское телевидение или американские сериалы. Там смеются над чем угодно, и Обаму там могут высмеять.
Ханга:
- Кстати, он не обижается.
Бандурин:
- Не будем сравнивать. Сейчас было открытие Олимпийских игр в Лондоне. И мы смотрели, как национальный королевский оркестр, и вдруг Мистер Бин.
Ханга:
- Мы смотрели, как английская королева выпадала с парашютом.
Бандурин:
- Да. Но вы можете себе представить, чтобы у нас кремлевский симфонический оркестр, и вдруг Владимир Винокур? Наверное, великая нация, потому что она не стесняется над собой подтрунивать, смеяться и т.д. Потому что если вот на таком уровне они готовы пошутить, то это нормально, это здорово. А нам до этого еще очень далеко.
Ханга:
- Ведь нельзя работать и все время оглядываться. Надо, чтобы у тебя горел глаз. Вот где у вас горит глаз?
Бандурин:
- У меня везде горит глаз. Дело в том, что мы продолжаем сочинять шутки, сочинять куплеты и пытаться их доносить, но обрезают, обрезают и обрезают.
Ханга:
- А где вы это исполняете?
Бандурина:
- На сольниках, на площадях.
Бандурин:
- На живых концертах.
Бандурина:
- У нас очень много концертов в дни городов, на 9 мая, где мы выходим к народу. И тысячная публика, им это нравится, им нужно это. Они счастливы, что наконец-то народ собирается, и мы можем им сказать. Они стоят потом в очередь за автографами.
Бандурин:
- Мы не перестали этот юмор рождать. Просто у нас судят как? По телевизионным эфирам. Это две огромные разницы. Нет ни той энергетики, не те тексты, не те шутки. Это другой вид искусства, скажем так. Телевизионный юмор это телевизионный юмор.
Ханга:
- И смех подписывают один и тот же.
Бандурин:
- Конечно. Нельзя о юмористе судить по телевизионным эфирам, это преступление. Это так же, как книга и экранизация книги. Ведь когда ты читаешь книгу, ты один на один с автором, и у тебя работает фантазия. Он написал: это был высокий мужчина с густыми бровями. И каждый рисует своего мужчину. Когда мы смотрим экранизацию, мы видим этого мужчину глазами режиссера, художника. Есть же разница между книгой и фильмов. То же самое между живым выступлением артиста и выступлением телевизионным.
Бандурина:
- И мы так плавно подошли к такой больной теме по поводу Театра эстрады. Раньше в Театре эстрады мы выступали, были сборные концерты. А сейчас там идут спектакли – драматические, балетные, какие угодно, антрепризы.
Бандурин:
- Не надо наезжать на Геннадия Викторовича, он молодец, он сделал правильно. Просто обидно другое. Что эстрадный артист не каждый имеет сольный спектакль. Есть артисты, которые имеют прекрасный, великолепный номер. И этот номер может существовать только в сборном концерте. Поэтому площадка, на которой могли бы работаться сборные концерты, необходима. У кого-то есть номер, у кого-то два номера, у кого-то отделение. Но это не сольный спектакль. А коль скоро площадку у эстрады отобрали… Очень обидно, что мы ее потеряли. Потому что многие артисты сразу же стали не у дел, они не знают, куда им со своим номером ткнуться. Нет программы, в которую они могли бы войти.
Ханга:
- Это самое грустное. Хочу поблагодарить вас, Николай. До передачи мне было как-то грустно, а теперь я поняла, что юмор не умер, есть еще порох в пороховницах. И я хочу поздравить вас с большим юбилеем. Я знаю, что вам исполнилось 50 лет, и вы будете праздновать…
Бандурин:
- Пользуясь случаем, приглашаю вас и всех желающих 29 сентября в концертный зал «Меридиан» на Калужской. Там будет очень интересная программа.
Ханга:
- Будет смешно?
Бандурин:
- Я вас уверяю! Там будут очень хорошие артисты, кроме того, что я там буду разными сторонами своими таланта показываться и блистать, разворачиваться к залу, будет очень много хороших артистов. Не буду перечислять их фамилии, сохраню небольшую интригу, но поверьте, это будет очень интересная программа.
<<Самые интересные эфиры радио "Комсомольская правда" мы собрали для вас ЗДЕСЬ >>